Несомненно, что самосознание самого священства является краеугольным камнем для формирования евангельского понимания духовной жизни. Для этого сам священник должен это евангельское понимание иметь. Также — для этого — само священство должно понимать свое место в Церкви. И если рассуждать опять же по-евангельски, это место вовсе не есть центральное или главное — возвышающееся над остальным народом. Скорее, должно быть наоборот. "Больший из Вас да будет всем слугой". То есть, слуга и должен находиться на месте или положении даже более низком, чем все остальные. Священство призвано быть слугами Самого Господа в деле осуществления Таин и Таинств Божиих применительно к каждому приходящему ко Христу. В этом смысле священство имеет в Экклесии исключительно функциональное значение. Кто-нибудь скажет: а как же пастырство, настоящее духовничество, истинное старчество? Это тоже только функция? Да что вы такое говорите? — Да, это тоже функция, которая еще с большим успехом может привести ко Христу, потому что запечатлена личной святостью или пастырским подвигом носителя — приводящего кающегося грешника не к своей незаурядной пастырской личности, но к Личности Самого Христа.
Если же функция начинает себя считать самодостаточной, достойной поклонения, святой в силу только одной своей функциональной значимости, то она перестает выполнят то, ради чего задумана. Дверь, которая непрестанно хлопает и больно бьет входящих, или же наглухо заперта, а то и забита, перестает функционировать должным образом. Священник должен быть открытой дверью ко Христу, а не бить больно или становиться непреодолимым препятствием. Если же тот, кто призван быть всем слугой, хочет сам быть господином и жаждет, чтобы служили ему, то нормальный порядок вещей самым серьезным образом нарушается и система работает криво или не работает вообще. К сожалению, так часто и бывает в современной церковной ситуации. Священник чрезвычайно востребован. Фактически, спрос на услуги, предоставляемые священством, с большим трудом может быть удовлетворен, поскольку священства просто не хватает. Естественно, что у самого священства неизбежно возникает искушение считать свою функциональную необходимость особо значимой, да и не просто особо — но и сакрально значимой. Дальнейшее развитие этой парадигмы приводит к завышенной оценки собственной личности как некой духовной величины, чему не мало способствуют духовные чада, начинающие активно выступать в роли почитателей и почитательниц.
В этой непростой, но к сожалению достаточно типичной ситуации, все та же связка "спрос-предложение" действует на новом уровне. Спросом является своего рода человеконадеяние, замешанное на поиске такого руководителя, который уж руководил бы так руководил, все вопросы бы решал — вплоть до того, какой зубной пастой пользоваться (я не шучу), так чтоб уж никакой ответственности. В общем, бегство от ответственности под видом приобретения духовного руководителя рождают соответствующий спрос. Стоит заметить, что само священноначалие в лице патриарха и священного синода за последние годы уже неоднократно высказывало критические замечания относительно лжепастырства и младостарчества. Но воз, как говорится, и ныне там. Думается, что не в последнюю очередь потому, что на младостарцев и вообще директивных пастырей есть огромный спрос. И его реализация соответствующим предложением заводит нашу церковную жизнь в бесконечный ситуационный тупик, когда большинство — что клириков, что мирян — и не желает жить по другому. Одни ищут безответственного повиновения, другие — привыкают властвовать и распоряжаться, не имея на это на самом деле серьезного духовного права.
Суть же настоящего пастырства должна состоять вовсе не в непогрешимой способности вязать и решить (это как раз и есть, скорее однозначно функциональная особенность священнического служения), но в том, чтобы, будучи в Церкви предстоятелем и молитвенником, являть кающимся грешникам живого Христа, помогать встречи с Ним, быть открытой дверью к Ниму, главным советником, более опытным старшим братом, если угодно — духовным собеседником, но никак не демиургом, самовластным вершителем чужих судеб, даже тогда, когда сам человек хотел бы, чтобы его судьбой распоряжалось некое "духовное" лицо. Как известно, в некоторых странах, где нет такого кадрового дефицита священства (в той же Греции), не всякий рукоположенный священник может быть духовником и допускается до исповеди только с особого епископского разрешения (поставления). Наличие такой исторически сложившейся практики уже само по себе свидетельствует о том, что пастырство не есть некая с рукоположением механически приобретаемая и безошибочно действующая функция, но прямо зависит и от духовной опытности, характера, и вообще способностей и талантов конкретной личности, дерзнувшей обзавестись священным саном.
До тех пор, пока все остается так, как оно сейчас есть, наша церковная жизнь в видимой ее части будет продолжать напоминать деятельность громадной корпорации — более или менее (да и то не всегда) эффективной — по обслуживанию религиозных интересов народонаселения. При чем корпорации не в последнюю очередь озабоченной своей земной успешностью, своим земным выживанием, к чему она и прилагает набольшие усилия в согласии с земными реалиями и властью кесаря, что само по себе не является предосудительным — до тех пор пока это не становится главной целью. Если же мы христиане, то должны понимать, что должно быть ровно наоборот. Церковь должна являть Христа и даровать нам путь в Его Царство, а не искать — выживания ради — извилистых путей в Царстве Кесаря, надеясь, что Царство Небесное приложиться сам собой — по остаточному принципу…
О том, как в идеале должно быть:
Епископ должен быть действительно пастырем, способным положить душу свою за пасомых, а не только администратором или князем в Церкви, возглавителем византийского церемониала. Изначально епископ был именно предстоятелем каждой большой общины, пастырем прежде всего. Для этого епископов должно быть намного больше, чем есть, и только некоторые из них — по реальной необходимости — должны становиться управленцами и администраторами в основной своей деятельности. И если верно утверждение, что "где епископ, там и Церковь", то осуществление церковной жизни тем более нуждается в эволюции епископата из высших церковных управленцев в реальных предстоятелей больших евхаристических собраний и попечителях о душах.
Священство не должно быть некой замкнутой корпорацией или кастой. Священник прежде всего должен заниматься катехизацией — как до крещения катехизируемого, так и после. В этом смысле священник должен быть не только некой освящающей функцией в виде требоисполнителя, служащего поставщиком на места определенного вида благодати (крестить, причащать или соборовать на дому, освящать квартиры, машины, банки, рестораны…), но и способным засвидетельствовать истину во Христе, как в храме, так и за его порогом.
Сама церковная жизнь должна быть христианской в смысле устремления к исполнению евангельских заповедей. Для этого в принципе необходимо отказаться от этой жесткой и по сути языческой связки "спрос-предложение", поскольку народный спрос в большинстве своем является языческим. Предложение Церкви должно быть евангельским, а не народным. Церковь должна предлагать обрести Царство Небесное во Христе, а вовсе не набор услуг и способов по достижению душевного успокоения. Для того, чтобы само предложение Церкви было евангельским — оно должно быть деятельным, то есть — включать в себя все, что в принципе может предложить и даровать уверовавшему во Христа человеку. Это и Cлово Божие, и Святые Таинства, и всемерное научение (катехизация), и образование вообще, и конкретная (как это сейчас модно говорить) социальная деятельность. Здесь, кстати, не помешает оптимизация существующих механизмов церковной системы или даже создание новых. Но главное, чтобы за всем этим не забывался Христос…